Ранние рассказы [1940-1948] - Джером Дэвид Сэлинджер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Что?
— Я говорю, у вас вид замерзший, Корин. Бр-рр! Я принесу вам выпить, хотите вы или нет. И не спорьте. Идите к Рэю, а я пока все приготовлю. Он работает, но это не важно. Прямо вон в ту дверь. — Банни быстро исчезла в кухне.
Корин встала и, подойдя к двери, на которую показала Банни, открыла ее.
Форд сидел за маленьким столиком для бриджа спиной к ней. Он был в рубашке с короткими рукавами. Маленькая лампочка без абажура горела у него над головой. Корин не то что не дотронулась, она даже не сразу подошла к мужу, но она назвала его имя. Форд рассеянно оглянулся, а затем, повернувшись на деревянном ресторанном стуле, на котором он сидел, посмотрел на посетительницу. Вид у него сделался растерянный. Корин подошла и тоже села поближе к столу, так чтоб можно было дотянуться до Форда. Она уже поняла, что у него все неблагополучно. В комнате до того разило неблагополучием, что ей стало трудно дышать.
— Ну как ты, Рэй? — спросила она, не плача.
— Нормально. А ты как, Корин?
Корин коснулась его предплечья. Потом убрала руку и положила на колени.
— Я вижу, ты работаешь, — сказала она.
— А, да. Ну как ты, Корин?
— Нормально, — ответила Корин. — Где твои очки?
— Очки? — удивился Форд. — Мне нельзя ими пользоваться. Я делаю упражнения для глаз. Очками нельзя пользоваться. — Он снова повернулся на стуле и посмотрел на дверь, в которую вошла Корин. — Посоветовал ее двоюродный брат, — пояснил он.
— Двоюродный брат? Он доктор?
— Не знаю, кто он. Живет на другом конце города. Он ей дал для меня несколько глазных упражнений.
Форд прикрыл глаза правой рукой, потом опустил ее и посмотрел на Корин. Пожалуй, он впервые посмотрел на нее с явным интересом.
— Ты остановилась в городе, Корин?
— Да, в отеле «Кинг Кол». А она не сказала тебе, что я звонила?
Форд покачал головой. Он порылся в бумагах, валявшихся на столике для бриджа.
— Значит, в городе, да?
Корин вдруг заметила, что он пьян. Когда она это заметила, у нее заходили ходуном коленки.
— Я переночую одну ночь.
Последнюю фразу Форд выслушал, стараясь сосредоточиться.
— Всего одну ночь?
— Да.
Болезненно прищурив глаза, он посмотрел на разбросанные в беспорядке по столику для бриджа бумаги.
— Я здесь много работаю, Корин, — сказал он доверительно.
— Я вижу, вижу, что работаешь, — ответила Корин, сдерживая слезы.
Форд снова обернулся, чтобы взглянуть на дверь, и на этот раз чуть не упал.
Потом он наклонился к Корин, озираясь, словно человек, отважившийся пересказать соседу по столу на чинном сборище скандальную сплетню или сомнительную шутку.
— Ей не нравится моя работа, — произнес он таинственно. — Ты представляешь?
Корин молча замотала головой. Слезы почти ослепили ее.
— Ей не нравилось то, что я пишу, когда она приехала в Нью-Йорк. Я кажусь ей недостаточно содержательным.
Корин плакала, больше не стараясь сдерживаться.
— Она пишет роман.
Покончив с секретами, Форд выпрямился и стал снова ворошить бумаги на столике для бриджа. Внезапно его руки замерли. Он заговорил таинственным шепотом.
— Ей попалась моя фотография в разделе книжных рецензий в «Тайм», и она приехала в Нью-Йорк. Она считает, что я похож на какого-то киноартиста. Когда без очков.
И тут Корин без лишнего шума все же потеряла голову. Она спросила Форда, почему он не написал. Она попрекнула его тем, что он нездоров и несчастлив. Она умоляла его вернуться домой. Она беспорядочно касалась руками его лица.
Но Форд, перебив ее на полуслове и болезненно моргая, заговорил вдруг как совершенно трезвый и необыкновенно разумный человек.
— Корин, пойми, мне нельзя уехать.
— Что?
— У меня опять сдвиг, — коротко объяснил он.
Корин смотрела на него, оглушенная отчаяньем и потерянная.
— Сдвиг, сдвиг, — повторил Форд нетерпеливо. — Ты видела оригинал. Вспомни. Вспомни, как кое-кто колотил в темноте по ресторанной витрине. Ты знаешь, о ком я.
Сознание Корин вернулось по извилистой дорожке в прошлое и, добравшись до места, частично затуманилось. Когда она снова взглянула на мужа, он, прищурившись, разглядывал обложку киножурнала, который был у него в руке. Она отвернулась.
— Остановилась в городе, Корин? — осведомился он вежливо, кладя журнал на место.
Корин не надо было отвечать, потому что хозяйкин голос из-за двери проверещал:
— Э-эй, вы там, открывайте. У меня руки заняты.
Форд неловко кинулся к двери. В обмякшей руке Корин оказался стакан.
Хозяева, тоже взяв себе по стакану, сели: Форд к своему захламленному столику для игры в бридж, Банни Крофт прямо на пол, возле столика.
На Банни были джинсы, мужская рубашка с открытым воротом, вокруг шеи по-ковбойски повязан красный носовой платок.
Она поудобнее вытянула ноги, словно приготовилась к долгому разговору.
— Потрясающе, что вы приехали нас проведать, Корин. Грандиозно. Прошлой весной мы хотели выбраться в Нью-Йорк, но не получилось. — Она указала носком мокасина на мужа Корин. — Если бы этот выпендряла хоть что-нибудь написал для заработка, мы бы могли многое себе позволить. — Она не закончила. — Мне нравится ваш костюмчик. У вас его не было, когда мы встречались в Нью-Йорке, верно?
— Был.
Корин пригубила коктейль, стакан был грязный.
— Значит, вы его не надевали. Я, по крайней мере, не видела. — Банни ловко скрестила ноги. — А как вам наша нора? Я называю ее крысиным гнездом. Одну комнату я могла бы сдать. Рэй бы тогда спал в домашней аптечке — да, милый?
— Что? — спросил Форд, оторвавшись от стакана.
— Если мы сдадим эту комнату, тебе придется спать в домашней аптечке.
Форд кивнул.
Поглядев на Корин, Банни спросила:
— А где вы, кстати, остановились в городе, Корин?
— В отеле «Кинг Кол».
— Ой, ведь вы мне уже говорили. Там внизу такой маленький бар, я его обожаю. На стенках развешаны мечи и прочая чепуха. Вы заходили туда?
— Нет.
— Бармен как две капли воды похож на одного киноартиста. Недавно играет. Ужасно похож. Как же его фамилия…
Форд поерзал на стуле и посмотрел на Банни Крофт.
— Давайте еще выпьем, — предложил он. Стакан у него был пустой.
Банни взглянула на Форда.
— Что прикажете? Нестись вприпрыжку? — спросила она. — Сам знаешь, где бутылку искать.
Форд поднялся, опираясь на спинку стула, и вышел из комнаты.
Его не было минут пять — но Корин показалось, что пять дней. Банни без него не закрывала рта, но Корин прислушалась, только когда она заговорила о романе. Банни сказала, что ей бы хотелось, чтоб до отъезда Корин успела его проглядеть.
Форд вернулся со стаканом, где было пальца на четыре неразбавленного виски. Тогда Корин встала и сказала, что ей пора.
— Прямо сейчас? — заскулила Банни. — Слушайте. А если завтра нам вместе пообедать или еще чего-нибудь?
— Я рано уезжаю, — ответила Корин и, не дожидаясь, пока ее проводят, двинулась к выходу. Она слышала, как хозяйка вспрыгнула на мягких подошвах своих мокасин, слышала, как та пробормотала: «Ну, бог ты мой…»
Все втроем — и Форд тоже — они выстроились в затылок у входной двери: Корин, за ней Банни и замыкающий — Форд.
Перед тем как выйти, Корин вдруг обернулась. Ее плечо почти уперлось Банни в лицо на уровне глаз.
— Рэй. Ты вернешься со мной домой?
Форд не расслышал ее.
— Прошу прощенья? — переспросил он вежливо до отвращения.
— Ты вернешься со мной домой?
Форд покачал головой.
Сражение закончилось, Банки мгновенно выскочила из-за плеча Корин, и, словно только что не было ни мольбы, ни отказа, схватила ее руку.
— Корин, это грандиозно, что мы увиделись. Было бы здорово, если бы мы переписывались и вообще. Ну сами понимаете. У вас в Нью-Йорке та же квартира?
— Да.
— Чудесно.
Корин отняла руку у Банни и протянула мужу. Он легонько ее пожал и не стал удерживать.
— Бог ты мой, я надеюсь, вы быстро найдете такси, Корин. Такая погода. Но вы найдете, обязательно… Зажги для Корин свет на площадке, дурень.
Не оглядываясь, Корин спустилась по лестнице так быстро, как только могла, и, едва оказавшись на улице, бросилась бежать, нелепо выворачивая коленки.
(перевод Т. Бердиковой)
ЗНАКОМАЯ ДЕВЧОНКА
В ныне уже далеком 1936 году я окончил первый курс колледжа, завалив все пять экзаменов. Получи я только три двойки, декан бы посоветовал мне с осени продолжать учебу в другом заведении. Но у нас, у круглых двоечников, преимущество: не нужно часами томиться у кабинета начальства, наша судьба решалась без разговоров. Раз, два — и до свиданья, оно к лучшему. Не пропускать же вечером встречи с девушкой в Нью-Йорке.
Похоже, в этом колледже заведено отчет об успеваемости студента доставлять родителям не. по почте, а прямой наводкой из скорострельного орудия, потому что дома, в Нью-Йорке, даже открывший мне швейцар, очевидно, был уже в курсе дела и глядел сурово. Вообще, тот вечер даже вспоминать не хочется. Отец, не повышая голоса, известил меня о том, что мое высшее образование можно считать законченным. Я чуть было не спросил, а не попытать ли счастья в какой-нибудь летней школе. Но вовремя удержался. Причина тому одна. В комнате была мать, она не умолкая твердила одно и то же: мои беды все потому, что я слишком редко обращался к своему научному руководителю, на то он и руководитель, чтобы руководить. После таких заявлений остается лишь пойти с приятелем в бар да напиться. Слово за слово, и вот в нашей «беседе» наступил момент, когда по сценарию мне полагалось выдать очередное призрачное обещание «взяться за ум». Однако я эту банальную сцену опустил.